ДОГОВОР С ЧЕРТОМ
Хоть я и спешил, в кино я все же опоздал: фильм уже начался. Пришлось разыскивать в темноте свободное место. Наконец я сел и оказался рядом с каким-то ничем не примечательным человеком.
— Извините, — сказал я ему, — не могли бы вы коротко рассказать, что происходило на экране?
— Пожалуйста: Даниэль Вебстер, которого вы сейчас видите, заключил договор с чертом.
— Спасибо. Хотелось бы знать условия этого договора. Может быть, вы расскажете?
— С большим удовольствием. Черт обещает Даниэлю Вебстеру семь лет богатства. Конечно, в обмен на его душу.
— Всего семь лет?
— Договор может возобновляться. Даниэль Вебстер только что подписал его своей кровью.
Этих сведений было вполне достаточно, чтобы понять содержание фильма. Но мне хотелось спросить еще кое о чем. Любезный незнакомец казался человеком рассудительным. И пока Даниэль Вебстер набивал карманы золотыми монетами, я спросил:
— Как вы думаете, кто из них больше рискует?
— Черт.
— Почему же? — удивился я.
— Поверьте, душа этого Даниэля Вебстера представляла не слишком-то большую ценность в момент, когда он решился продать ее.
— Следовательно, черт…
— Будет в убытке от сделки, потому что Даниэль собирается вытянуть из него ужасно много денег. Смотрите!
Действительно, Вебстер сорил деньгами направо и налево. Его крестьянская душа разлагалась. Мой сосед заметил с укоризненным видом:
— Погоди, вот дождешься седьмого года… Я вздрогнул. Даниэль Вебстер внушал симпатию. Я не удержался и спросил:
— Простите, вы когда-нибудь были бедны?
На лице соседа, затушеванном темнотой, появилась слабая улыбка. Он отвел взгляд от экрана, где Даниэль Вебстер начинал уже испытывать угрызения совести, и сказал, не глядя на меня:
— Я не знаю, что такое бедность. А вы знаете?
— Если вы так ставите вопрос…
— Но зато я прекрасно знаю, что могут дать человеку семь лет богатства.
Я постарался представить себе, что это были бы за годы, и увидел улыбающуюся Паулину в новом платье, среди красивых вещей. Этот образ повлек за собой другие мысли.
— Вы сказали, что душа Даниэля Вебстера ничего не стоит. Почему же тогда черт заплатил ему так много?
— Душа этого бедного парня может стать лучше, страдания увеличат ее ценность, — ответил сосед тоном философа и лукаво добавил: — Значит, черт не зря тратил время.
— А если Даниэль раскается?
Моему собеседнику как будто не понравилось сочувствие, проявляемое мной. Он хотел что-то сказать, но из его горла вырвался только короткий гортанный звук. Я настаивал:
— Даниэль Вебстер может раскаяться, и тогда…
— Не в первый раз у черта срываются подобные вещи. Некоторые ускользают из его лап, несмотря на договор.
— Пожалуй, это не очень-то честно, — сказал я, сам не отдавая себе отчета в том, что говорю.
— Что вы сказали?
— Если черт выполняет договор, человек тем более должен его выполнить, — добавил я в виде пояснения.
— Например?.. — Сосед замолчал, явно заинтересованный.
— Например, Даниэль Вебстер, — отвечал я. — Он обожает свою жену. Посмотрите, какой дом он купил ей. Ради любви к ней он продал свою душу и обязан выполнить договор.
Такие доводы привели моего собеседника в замешательство.
— Простите, — сказал он, — но ведь вы только что были на стороне Даниэля.
— Я и продолжаю оставаться на его стороне. Но он должен выполнить договор. — А вы выполнили бы?
Я не успел ответить. На экране появился мрачный Даниэль Вебстер. Богатство не могло заставить его забыть простую крестьянскую жизнь. Его большой роскошный дом выглядел печально. Его жене не шли наряды и драгоценности. Она очень изменилась.
Годы бежали быстро. Деньги сыпались из рук Даниэля, как некогда семена. Но на его поле больше не зеленели весенние всходы, а в душе зрела тоска.
Я сделал над собой усилие и сказал:
— Даниэль должен выполнить обязательство. Я тоже выполнил бы. Нет ничего хуже бедности. Он пожертвовал собой ради жены, остальное неважно.
— Вы хорошо говорите. Вы понимаете его, потому что у вас тоже есть жена, не так ли?
— Я отдал бы что угодно, лишь бы Паулина ни в чем не нуждалась.
— И СВОЮ Душу?
Мы разговаривали потихоньку, однако все же мешали окружающим. Нас несколько раз просили замолчать. Мой сосед, по-видимому, живо заинтересованный беседой, предложил:
— Не хотите ли выйти в коридор? Досмотреть картину можно потом.
Было неловко отказаться, и мы встали. Я бросил последний взгляд на экран: Даниэль Вебстер со слезами рассказывал жене о заключенной с чертом сделке.
Я продолжал думать о Паулине, о нужде, в которой мы жили, о том, как покорно она переносит нашу бедность, отчего я еще больше страдаю. Я решительно не мог понять, о чем плачет этот Даниэль Вебстер, если карманы у него набиты деньгами.
— Вы бедны?
Мы прошли через зал и вышли в узкий темный коридор, где пахло сыростью.
Опустив потертую портьеру, мой спутник снова спросил:
— Вы очень бедны?
— Сегодня будний день, — отвечал я, — билеты в кино стоят дешевле, чем по праздникам. Тем не менее если бы вы знали, чего стоило Паулине заставить меня потратить эти деньги! Она уговаривала меня пойти так долго, что я даже пропустил начало сеанса.
— Итак, какого же вы мнения о человеке, разрешающем трудности так, как Даниэль?
— Об этом стоит подумать. Дела мои идут очень плохо. Люди, подобные мне, уже не заботятся о том, чтобы одеться, мы ходим в чем попало, без конца чиним, чистим, переделываем свое платье. Паулина очень изобретательна. Что-то комбинирует и добавляет, импровизирует. Нового платья у нее уже давно не было.
— Обещаю вам стать вашим клиентом, — сочувственно сказал мой собеседник, — на этой же неделе закажу вам пару костюмов.
— Спасибо. Паулина оказалась права, уговорив меня пойти в кино. Она будет очень довольна.
— Я мог бы сделать для вас нечто большее, — добавил новый клиент, — например, я хотел бы предложить вам одну сделку, купить у вас кое-что…
— Извините, — поспешно ответил я, — у нас нет ничего для продажи. Последнее, серьги Паулины…
— Подумайте хорошенько, кое-что все же есть, вы, может быть, не помните.
Я сделал вид, что размышляю. Наступило молчание. Потом мой благодетель сказал странным голосом:
— Поразмыслите, вспомните Даниэля Вебстера, перед вашим приходом ему тоже нечего было продать, и тем не менее…
Я вдруг заметил, что черты его лица как-то заострились. На стене светилась реклама. Отблески вспыхивали в его глазах, словно языки пламени. Он отгадал мое смятение и ясно, отчетливо произнес:
— Мне кажется, уважаемый сеньор, представляться излишне. Я полностью к вашим услугам.
Я инстинктивно сделал правой рукой крестное знамение, но при этом не вынул руку из кармана, что, по-видимому, лишило крест его силы, потому что черт, поправляя галстук, спокойно продолжал:
— У меня здесь в кармане есть один документ…
Я был в замешательстве. Снова представил себе Паулину, как она стоит, встречая меня, на Голос у него был вкрадчивый, нежный, словно звон золотых монет. Он добавил:
— Если вы хотите, я могу сейчас же выдать вам аванс.
Он был похож на ловкого торговца. Я энергично отверг его предложение:
— Я хочу видеть конец картины. А потом подпишу.
— Даете слово?
— Даю.
Мы снова вошли в зал. Я ничего не видел в темноте, но мой спутник легко отыскал два места.
На экране, то есть в жизни Даниэля Вебстера, произошли удивительные перемены, вызванные какими-то неизвестными таинственными обстоятельствами.
Бедный, развалившийся крестьянский дом. Жена Вебстера готовит обед. Смеркается, Даниэль возвращается с поля с мотыгой на плече. Потный, уставший, в грубой пропыленной одежде, он тем не менее кажется счастливым. Опершись на мотыгу, он несколько мгновений стоит у дверей. Жена с улыбкой подходит к нему. Оба смотрят, как медленно тает день. Надвигающаяся ночь обещает мирный отдых. Даниэль нежно смотрит на жену, потом обво— дит взглядом свое бедное, но уютное жилище и спрашивает:
— Ты не жалеешь о прошлом богатстве? Обо всем, что у нас было? Жена отвечает тихо:
— Твоя душа, Даниэль, дороже всего.
Лицо крестьянина светлеет, его улыбка становится все шире и шире, заполняя весь дом, освещая окрестность. Звучит музыка, и в ней постепенно тают, растворяются все образы. От счастливого бедного дома Даниэля Вебстера отделяются три белые буквы, они растут, растут и наконец занимают весь экран.
Не помню, каким образом я оказался в гуще толпы, выходящей из зала. Я спешил и толкался, с трудом пробивая себе дорогу. Кто-то схватил меня за руку, пытаясь удержать. Но я энергично вырвался и выбежал на улицу. Было темно. Я шел быстро, потом еще ускорил шаги и в конце концов побежал. Ни разу я не оглянулся назад, пока не добежал до своего дома. Вошел, стараясь держаться как можно спокойнее, и тщательно запер за собой дверь. Паулина ждала меня. Она обвила рукой мою шею и сказала:
— Ты, кажется, взволнован…
— Нет, ничего…
— Тебе не понравилась картина?
— Понравилась, но…
Я был смущен. Поднес руку к глазам. Паулина все смотрела на меня и вдруг, не в силах удержаться, рассмеялась. Она звонко, весело смеялась, а я стоял, растерянный, смущенный, не зная, что сказать.
Сквозь смех она выговорила с веселым укором:
— Неужели ты проспал весь фильм? Эти слова успокоили меня и подсказали, как держаться. Я ответил, притворяясь пристыженным:
— Да, правда, я спал. И затем извиняющимся тоном добавил:
— Мне приснился сон, сейчас я расскажу тебе…
Когда я кончил рассказывать, Паулина сказала, что это был самый лучший фильм, какой только я мог ей рассказать. Она казалась довольной и много смеялась. Однако уже лежа в постели я видел, как она тайком принесла немного золы и выложила крест на пороге нашего дома.
1942
Комментариев нет:
Отправить комментарий