7 апреля 1928 года
Через забор, в просветы густых завитков, мне было видно, как
они бьют. Идут к флажку, и я пошел забором. Ластер ищет в траве под деревом в
цвету. Вытащили флажок, бьют. Вставили назад флажок, пошли на гладкое, один
ударил, и другой ударил. Пошли дальше, и я пошел. Ластер подошел от дерева, и
мы идем вдоль забора, они стали, и мы тоже, и я смотрю через забор, а Ластер в
траве ищет.
— Подай клюшки, кэдди1! — Ударил. Пошли от нас
лугом. Я держусь за забор и смотрю, как уходят.
— Опять занюнил, — говорит Ластер. — Хорош
младенец, тридцать три годочка. А я еще в город таскался для тебя за тортом.
Кончай вытье. Лучше помоги искать монету, а то как я на артистов пойду вечером.
Они идут по лугу, бьют нечасто. Я иду забором туда, где
флажок. Его треплет среди яркой травы и деревьев.
— Пошли, — говорит Ластер. — Мы там уже
искали. Они сейчас не придут больше. Идем у ручья поищем, пока прачки не
подняли.
Он красный, его треплет среди луга. Подлетела птица косо,
села на него. Ластер швырнул. Флажок треплет на яркой траве, на деревьях. Я
держусь за забор.
— Кончай шуметь, — говорит Ластер. — Не могу
же я вернуть игроков, раз ушли. Замолчи, а то мэмми не устроит тебе именин.
Замолчи, а то знаешь что сделаю? Съем весь торт. И свечки съем. Все тридцать
три свечки. Пошли спустимся к ручью. Надо найти эту монету. Может, из мячиков
каких каких-нибудь подберем. Смотри, где они. Вон там, далеко-далеко. —
Подошел к забору, показал рукой: — Видишь? Сюда не придут больше. Идем.
Мы идем забором и подходим к огороду. На заборе огородном
наши тени. Моя выше, чем у Ластера. Мы лезем в пролом.
— Стой, — говорит Ластер. — Опять ты за этот
гвоздь зацепился. Никак не можешь, чтоб не зацепиться.
Кэдди отцепила меня, мы пролезли. «Дядя Мори велел идти
так, чтобы никто нас не видел. Давай пригнемся, — сказала Кэдди. —
Пригнись, Бенджи. Вот так, понял?» Мы пригнулись, пошли через огород, цветами.
Они шелестят, шуршат об нас. Земля твердая. Мы перелезли через забор, где
хрюкали и дышали свиньи. «Наверно, свиньям жалко ту, что утром
закололи», — сказала Кэдди. Земля твердая, в комках и ямках.
«Спрячь-ка руки в карманы, — сказала Кэдди. —
Еще пальцы, отморозишь. Бенджи умный, он не хочет обморозиться на рождество».
— На дворе холод, — сказал Верш. — Незачем
тебе туда.
— Что это он, — сказала мама.
— Гулять просится, — сказал Верш.
— И с богом, — сказал дядя Мори.
— Слишком холодно, — сказала мама. — Пусть
лучше сидит дома. Прекрати, Бенджамин.
— Ничего с ним не случится, — сказал дядя Мори.
— Бенджамин, — сказала мама. — Будешь бякой —
отошлю на кухню.
— Мэмми не велела водить его в кухню сегодня, —
сказал Верш. — Она говорит, ей и так не управиться со всей этой стряпней.
— Пусть погуляет, — сказал дядя Мори. —
Расстроит тебя, сляжешь еще, Кэролайн.
— Я знаю, — сказала мама. — Покарал меня
господь ребенком. А за что — для меня загадка.
— Загадка, загадка, — сказал дядя Мори. —
Тебе надо поддержать силы. Я тебе пуншу сделаю.
— Пунш меня только больше расстроит, — сказала
мама. — Ты же знаешь.
— Пунш тебя подкрепит, — сказал дядя Мори. —
Закутай его, братец, хорошенько и погуляйте немного.
Дядя Мори ушел. Верш ушел.
— Замолчи же, — сказала мама. — Оденут, и
сейчас тебя отправим. Я не хочу, чтобы ты простудился.
Верш надел мне боты, пальто, мы взяли шапку и пошли. В
столовой дядя Мори ставит бутылку в буфет.
— Погуляй с ним полчасика, братец, — сказал дядя
Мори. — Только со двора не пускай.
— Слушаю, сэр, — сказал Верш. — Мы его дальше
двора никуда не пускаем.
Вышли во двор. Солнце холодное и яркое.
— Ты куда? — говорит Верш. — Ушлый какой — в
город, что ли, собрался? — Мы идем, шуршим по листьям. Калитка
холодная. — Руки-то спрячь в карманы, — говорит Верш. —
Примерзнут к железу, тогда что будешь делать? Как будто в доме нельзя тебе
ждать. — Он сует мои руки в карманы. Он шуршит по листьям. Я слышу запах
холода. Калитка холодная.
— На вот орехов лучше. Ух ты, на дерево сиганула.
Глянь-ка, Бенджи, — белка!
Руки не слышат калитки совсем, но пахнет ярким холодом.
— Лучше спрячь руки обратно в карманы.
Кэдди идет. Побежала. Сумка мотается, бьет позади.
— Здравствуй, Бенджи, — говорит Кэдди. Открыла
калитку, входит, наклонилась. Кэдди пахнет листьями. — Ты встречать меня
вышел, да? — говорит она. — Встречать Кэдди? Почему у него руки такие
холодные, Верш?
— Я говорил ему: в карманы спрячь, — говорит
Верш. — Вцепился в калитку, в железо.
— Ты встречать Кэдди вышел, да? — говорит Кэдди и
трет мне руки. — Ну что? Что ты хочешь мне сказать? — От Кэдди пахнет
деревьями и как когда она говорит, что вот мы и проснулись.
«Ну что ты воешь, — говорит Ластер. — От ручья
их опять будет видно. На. Вот тебе дурман». Дал мне цветок. Мы пошли за забор,
к сараю.
— Ну что же, что? — говорит Кэдди. — Что ты
хочешь Кэдди рассказать? Они его услали из дому — да, Верш?
— Да его не удержишь, — говорит Верш. —
Вопил, пока не выпустили, и прямо к воротам: смотреть на дорогу.
— Ну что? — говорит Кэдди. — Ты думал, я
приду из школы и сразу будет рождество? Думал, да? А рождество послезавтра. С
подарками, Бенджи, с подарками. Ну-ка, бежим домой греться. — Она берет
мою руку, и мы бежим, шуршим по ярким листьям. И вверх по ступенькам, из яркого
холода в темный. Дядя Мори ставит бутылку в буфет. Он позвал: «Кэдди». Кэдди
сказала:
— Веди его к огню, Верш. Иди с Вершем, — сказала
Кэдди. — Я сейчас.
Мы пошли к огню. Мама сказала:
— Он замерз, Верш?
— Нет, мэм, — сказал Верш.
— Сними с него пальто и боты, — сказала
мама. — Сколько раз тебе велено снимать прежде боты, а потом входить.
— Да, мэм, — сказал Верш. — Стой смирно.
Снял с меня боты, расстегнул пальто. Кэдди сказала:
— Погоди, Верш. Мама, можно, Бенджи еще погуляет? Я его
с собой возьму.
— Не стоит его брать, — сказал дядя Мори. —
Он уже сегодня нагулялся.
— Не ходите оба никуда, — сказала мама. —
Дилси говорит, что на дворе становится еще холоднее.
— Ах, мама, — сказала Кэдди.
— Пустяки, — сказал дядя Мори. — Весь день
сидела в школе, надо же ей подышать свежим воздухом. Беги гуляй, Кэндейси.
— Пусть и он со мной, мама, — сказала
Кэдди. — Ну пожалуйста. Иначе он ведь плакать будет.
— А зачем было при нем упоминать о гулянье? —
сказала мама. — Зачем тебе надо было входить сюда? Чтобы дать ему повод
опять меня терзать? Ты сегодня достаточно была на воздухе. Лучше сядь с ним
здесь и поиграйте.
— Пусть погуляют, Кэролайн, — сказал дядя
Мори. — Морозец им не повредит. Не забывай, что тебе надо беречь силы.
— Я знаю, — сказала мама. — Никому не понять,
как страшат меня праздники. Никому. Эти хлопоты мне не по силам. Как бы я
хотела быть крепче здоровьем — ради Джейсона и ради детей.
— Ты старайся не давать им волновать тебя, —
сказал дядя Мори. — Ступайте-ка оба, ребятки. Только ненадолго, чтобы мама
не волновалась.
— Да, сэр, — сказала Кэдди. — Идем, Бенджи.
Гулять идем! — Она застегнула мне пальто, и мы пошли к дверям.
— Значит, ты ведешь малютку во двор без ботиков, —
сказала мама. — Полон дом гостей, а ты хочешь его простудить.
— Я забыла, — сказала Кэдди. — Я думала, он в
ботах.
Мы вернулись.
— Надо думать, что делаешь, — сказала мама. Да
стой ты смирно , сказал Верш. Надел мне боты. — Вот не станет меня, и
тогда придется тебе о нем заботиться. — Теперь топни , сказал
Верш. — Подойди поцелуй маму, Бенджамин.
Кэдди подвела меня к маминому креслу, мама обхватила мне лицо
руками и прижала к себе.
— Бедный мой малютка, — сказала она.
Отпустила. — Вы с Вершем хорошенько смотрите за ним, милая.
— Да, мэм, — сказала Кэдди. Мы вышли. Кэдди
сказала: — Можешь не ходить с нами, Верш. Я с ним сама погуляю.
— Ладно, — сказал Верш. — В такой холод
выходить не больно интересно. — Он пошел, а мы стали в передней. Кэдди
присела, обняла меня, прижалась ярким и холодным лицом к моему. Она пахла
деревьями.
— Никакой ты не бедный малютка. Правда, не бедный? У
тебя есть Кэдди. У тебя твоя Кэдди.
«Размычался, расслюнявился», говорит Ластер. И не стыдно
тебе подымать такой рев". Мы проходим сарай, где шарабан. У него колесо
новое.
— Садись и сиди тихо, жди маму, — сказала Дилси.
Она подпихнула меня в шарабан. У Ти-Пи в руках вожжи. — Непонятно мне,
почему Джейсон не покупает новый, — сказала Дилси. — Дождется, что
этот развалится под вами на кусочки. Одни колеса чего стоят.
Вышла мама, вуаль опустила. Держит цветы.
— А где Роскус? — сказала мама.
— Роскуса сегодня разломило, рук не поднять, — сказала
Дилси. — Ти-Пи тоже хорошо правит.
— Я боюсь, — сказала мама. — Видит бог, я
прошу от вас немногого: раз в неделю мне нужен кучер, и даже этой малости не
могу допроситься.
— Вы не хуже меня знаете, мис Кэлайн, что Роскуса
скрутило ревматизмом, — сказала Дилси. — Идите садитесь. Ти-Пи не
хуже Роскуса вас довезет.
— Я боюсь, — сказала мама. — За малютку
боюсь.
Дилси поднялась на крыльцо.
— Хорош малютка, — сказала она. Взяла маму за
руку. — Считай, ровесник моему Ти-Пи. Идемте же, когда хотите ехать.
— Я боюсь, — сказала мама. Они сошли с крыльца, и
Дилси усадила маму. — Что ж, впрочем, так оно и лучше будет для всех нас.
— И не стыдно вам такое говорить, — сказала
Дилси. — Будто не знаете, какая Квини смирная. Чтоб она понесла, нужно
пугало пострашней восемнадцатилетнего негра. Да ей больше годочков, чем ему и
Бенджи, вместе взятым. А ты не озоруй, Ти-Пи, вези тихо, слышишь? Пусть только
мис Кэлайн мне пожалуется, Роскус тобой займется. У него еще не вовсе отнялись
руки.
— Да, мэм, — сказал Ти-Пи.
— Добром это не кончится, я знаю, — сказала
мама. — Прекрати, Бенджамин.
— Дайте ему цветок, — сказала Дилси. — Он
хочет держать цветок.
Протянула руку к цветам.
— Нет, нет, — сказала мама. — Ты их все
растреплешь.
— А вы придержите, — сказала Дилси. — Мне только
один вытянуть. — Дала цветок мне, и рука ушла.
— Теперь трогайте, пока Квентина не увидела и не
захотела тоже с вами, — сказала Дилси.
— Где она? — сказала мама.
— Возле дома у меня там, с Ластером играет, —
сказала Дилси. — Трогай, Ти-Пи. Правь, как учил тебя Роскус.
— Слушаю, мэм, — сказал Ти-Пи. — Н-но, Квини!
— За Квентиной, — сказала мама. — Смотри за…
— Да уж будьте спокойны, — сказала Дилси.
Шарабан трясется аллеей, скрипит по песку.
— Я боюсь оставлять Квентину, — говорит
мама. — Лучше вернемся, Ти-Пи.
Выехали за ворота, уже не трясет. Ти-Пи стегнул Квини
кнутом.
— Что ты делаешь, Ти-Пи! — сказала мама.
— Надо же ее взбодрить, — сказал Ти-Пи. —
Чтоб не спала на ходу.
— Поворачивай обратно, — сказала мама. — Я
боюсь за Квентину.
— Здесь не повернешь, — сказал Ти-Пи.
Доехали, где шире.
— А здесь ведь можно, — сказала мама.
— Ладно, — сказал Ти-Пи. Стали поворачивать.
— Что ты делаешь, Ти-Пи! — сказала мама, хватаясь
за меня.
— Надо ж как-то повернуть, — сказал Ти-Пи. —
Тпру, Квини.
Мы стали.
— Ты нас перевернешь, — сказала мама.
— Так что же вы хотите? — сказал Ти-Пи.
— Не поворачивай, я боюсь, — сказала мама.
— Н-но, Квини, — сказал Ти-Пи. Мы едем дальше.
— Я знаю, Дилси недосмотрит без меня и с Квентиной
что-нибудь случится, — сказала мама. — Нам нужно поскорее
возвращаться.
— Н-но, Квини, — сказал Ти-Пи. Стегнул Квини.
— Ти-Пи-и-и, — сказала мама, хватаясь за меня.
Слышны копыта Квини, и яркие пятна плывут гладко с обоих боков, и тени от них
плывут у Квини на спине. Все время плывут, как яркие верхушки у колес. Потом
застыли с того бока, где белая тумба с солдатом наверху. А с другого бока все
плывут, но не так быстро.
— Что вам угодно, мамаша? — говорит Джейсон. У
него руки в карманах и за ухом карандаш.
— Мы едем на кладбище, — говорит мама.
— Пожалуйста, — говорит Джейсон. — Я как
будто не препятствую. Это все, зачем вы меня звали?
— Ты не поедешь с нами, я знаю, — говорит
мама. — С тобою я бы не так боялась.
— Боялись чего? — говорит Джейсон. — Отец и
Квентин вас не тронут.
Мама прикладывает платок под вуалью.
— Перестаньте, мамаша, — говорит Джейсон. —
Вы хотите, чтобы этот остолоп развылся среди площади? Трогай, Ти-Пи.
— Н-но, Квини, — сказал Ти-Пи.
— Покарал меня господь, — сказала мама. — Но
скоро и меня не станет.
— Останови-ка, — сказал Джейсон.
— Тпру, — сказал Ти-Пи. Джейсон сказал:
— Дядя Мори просит пятьдесят долларов с вашего счета.
Дать?
— Зачем ты меня спрашиваешь? — сказала
мама. — Ты хозяин. Я стараюсь не быть обузой для тебя и Дилси. Скоро уж
меня не станет, и тогда тебе…
— Трогай, Ти-Пи, — сказал Джейсон.
— Н-но, Квини, — сказал Ти-Пи. Опять поплыли
яркие. И с того бока тоже, быстро и гладко, как когда Кэдди говорит, что
засыпаем.
«Рева», говорит Ластер. «И не стыдно тебе». Мы проходим
сарай. Стойла раскрыты. «Нет у тебя теперь пегой лошадки», говорит Ластер. Пол
сухой и пыльный. Крыша провалилась. В косых дырах толкутся желтые пылинки.
«Куда пошел? Хочешь, чтоб тебе башку там отшибли мячом?»
— Спрячь-ка руки в карманы, — говорит
Кэдди. — Еще пальцы отморозишь. Бенджи умный, он не хочет обморозиться на
рождество.
Идем кругом сарая. В дверях большая корова и маленькая, и
слышно — в стойлах переступают Принс, Квини и Фэнси.
— Было бы теплей — прокатились бы на Фэнси, —
говорит Кэдди. — Но сегодня нельзя, слишком холодно. — Уже видно ручей,
и дым стелется. — Там свинью обсмаливают, — говорит Кэдди. —
Обратно пойдем той дорогой, поглядим. — Спускаемся с горы.
— Хочешь — неси письмо, — говорит Кэдди. —
На, неси. — Переложила письмо из своего кармана в мой. — Это
рождественский сюрприз от дяди Мори. Нам нужно отдать миссис Паттерсон, чтобы
никто не видел. Не вынимай только рук из карманов.
Пришли к ручью.
— Ручей замерз, — сказала Кэдди. —
Смотри. — Она разбила воду сверху и приложила кусочек мне к лицу. —
Лед. Вот как холодно. — За руку перевела меня, мы всходим на гору. —
Даже папе и маме не велел говорить. По-моему, знаешь, про что в этом письме?
Про подарки маме, и папе, и мистеру Паттерсону тоже, потому что мистер
Паттерсон присылал тебе конфеты. Помнишь, прошлым летом.
Забор. Цветы сухие вьются, и ветер шуршит ими.
— Только не знаю, почему дядя Мори Верша не послал.
Верш не разболтал бы. — В окно смотрит миссис Паттерсон. — Подожди
здесь, — сказала Кэдди. — Стой на месте и жди. Я сейчас же вернусь.
Дай-ка письмо. — Она достала письмо из моего кармана. — А рук не
вынимай. — С письмом в руке перелезла забор, идет, шуршит бурыми цветами.
Миссис Паттерсон ушла к дверям, отворила, стоит на пороге.
Мистер Паттерсон машет тяпкой в зеленых цветах. Перестал
и смотрит на меня. Миссис Паттерсон бежит ко мне садом. Я увидел ее глаза и
заплакал. «Ох ты, идиотина», говорит миссис Паттерсон. «Я же сказала ему, чтобы
не присылала больше тебя одного. Дай сюда. Скорее». Мистер Паттерсон идет к нам
с тяпкой, быстро. Миссис Паттерсон тянется рукой через забор. Хочет перелезть.
«Дай сюда», говорит миссис. «Дай же сюда». Мистер Паттерсон перелез забор. Взял
письмо. У миссис платье зацепилось за забор. Я опять увидал ее глаза и побежал
с горы.
— Там, кроме домов, ничего нету, — говорит
Ластер. — Пошли теперь к ручью.
У ручья стирают, хлопают. Одна поет. Дым ползет через воду.
Пахнет бельем и дымом.
— Вот тут и будь, — говорит Ластер. — Нечего
тебе туда. Там тебя мячом по башке.
— А чего он хочет?
— Будто он знает чего, — говорит Ластер. —
Ему наверх надо, где в гольф играют. Сядь здесь и играйся с цветком. А смотреть
— смотри, как ребята купаются. Веди себя как люди.
Я сажусь у воды, где полощут и веет синим дымом.
— Тут монету никто не подымал? — говорит Ластер.
— Какую монету?
— Какая у меня утром была. Двадцать пять центов, —
говорит Ластер. — Посеял где-то из кармана. В прореху выпала, вот в эту.
Если не найду, не на что будет вечером купить билет.
— А где ты ее взял, монету? Небось у белого в кармане?
— Где взял, там теперь нету, а после еще будет, —
говорит Ластер. — А пока что мне эту надо найти. Вы никто не видали?
— Мне только монеты искать. У меня своих дел хватает.
— Иди-ка сюда, — говорит Ластер. — Помоги мне
искать.
— Да ему что монета, что камешек.
— Все равно пусть помогает, — говорит
Ластер. — А вы идете вечером на артистов?
— Не до того мне. Пока управлюсь с этим корытом, устану
так, что и руки не поднять, а не то чтоб на этих артистов идти.
— А спорим, пойдете, — говорит Ластер. —
Спорим, вчера уже были. Только откроют там, сразу все пойдете в ту палатку.
— Туда и без меня набьется негров. Хватит, что вчера
ходила.
— Небось те же деньги плотим, что и белые.
— Белый плотит негру деньги, а сам знает: приедет
другой белый с музыкой и все их себе прикарманит до цента, и опять иди, негр,
зарабатывай.
— Никто тебя туда на представление не гонит.
— Пока еще не гонят. Не додумались.
— Дались тебе белые.
— Дались не дались. Я иду своей дорогой, а они своей.
Больно нужно мне это представление.
— У них один там на пиле играет песни. Прямо как на
банджо.
— Вы вчера, — говорит Ластер, — а я сегодня
пойду. Только вот монету найти.
— И его, значит, возьмешь с собой?
— Ага, — говорит Ластер. — Как же. Чтоб он
мне там развылся.
— А что ты делаешь, когда развоется?
— Порю его, вот что я делаю, — говорит Ластер.
Сел, закатал штаны. В воде играют дети.
— А шариков Бенджиных никто не находил? — говорит
Ластер.
— Ты, парень, скверных слов не говори. Узнает твоя
бабушка — не поздоровится тебе.
Ластер вошел в ручей, где дети. Ищет вдоль берега.
— Когда утром здесь ходили, монета еще была у
меня, — говорит Ластер.
— Где ж ты ее посеял?
— Из кармана выпала, вот в эту дырку, — говорит
Ластер. Они ищут в ручье. Потом все сразу разогнулись, стоят, с плеском
кинулись, затолкались. Ластер схватил, присели в воде, смотрят на гору через
кусты.
— Где они? — говорит Ластер.
— Еще не видать.
Ластер положил его себе в карман. Те спустились с горы.
— Тут мяч упал — не видели, ребята?
— Не иначе, в воду шлепнулся. Вы не слышали?
— Тут ничего не шлепалось, — сказал Ластер. —
Вон там об дерево стукнулось что-то. А куда полетело, не знаю.
Смотрят в ручей.
— Черт. Поищи-ка в ручье. Он здесь упал. Я видел.
Идут берегом, смотрят. Пошли обратно на гору.
— А не у тебя ли мяч? — сказал тот мальчик.
— На что он мне сдался? — сказал Ластер. — Не
видел я никакого мяча.
Мальчик вошел в ручей. Пошел по воде. Повернулся, опять
смотрит на Ластера. Пошел вниз по ручью.
Взрослый позвал с горы: «Кэдди!» Мальчик вышел из воды и
пошел на гору.
— Опять завел? — говорит Ластер. — Замолчи.
— С чего это он?
— А кто его знает с чего, — говорит Ластер. —
Ни с чего. Все утро воет. С того, что сегодня его день рождения.
— А сколько ему?
— Тридцать три исполнилось, — говорит
Ластер. — Ровно тридцать лет и три года.
— Скажи лучше — ровно тридцать лет, как ему три года.
— Что мне мэмми сказала, то и я вам, — говорит
Ластер. — Я только знаю, что тридцать три свечки зажгут. А тортик куцый.
Еле уместятся. Да замолчи. Иди сюда. — Он подошел, схватил меня за
руку. — Ты, придурок старый, — говорит. — Хочешь, чтоб выпорол?
— Слабо тебе его выпороть.
— Не раз уже порол. Замолчи ты, — говорит
Ластер. — Сколько тебе толковать, что туда нельзя. Там тебе мячами голову
сшибут. Иди сюда, — потянул меня назад. — Садись. — Я сел, он
снял с меня ботинки, закатал штаны. — Вон туда ступай, в воду, играй себе
и чтоб не выть и слюней не пускать.
Я замолчал и пошел в воду, и пришел Роскус, зовет
ужинать, а Кэдди говорит: «Еще рано ужинать. Не пойду».
Она мокрая. Мы играли в ручье, и Кэдди присела в воду,
замочила платьице, а Верш говорит:
— Замочила платье, теперь твоя мама тебя выпорет.
— А вот и нет, — сказала Кэдди.
— Откуда ты знаешь, что нет? — сказал Квентин.
— А вот и знаю, — сказала Кэдди. — А ты
откуда знаешь, что да?
— Мама говорила, что накажет, — сказал
Квентин. — И потом, я старше тебя.
— Мне уже семь лет, — сказала Кэдди. — Я сама
все знаю.
— А я еще старше, — сказал Квентин. — Я
школьник. Правда, Верш?
— И я пойду в школу в будущем году, — сказала
Кэдди. — Как только начнется. Правда, Верш?
— Сама знаешь, за мокрое платье пороть будут, — сказал
Верш.
— Оно не мокрое, — сказала Кэдди. Встала в воде,
смотрит на платье. — Я сниму, оно и высохнет.
— А вот и не снимешь, — сказал Квентин.
— А вот и сниму, — сказала Кэдди.
— Лучше не снимай, — сказал Квентин.
Кэдди подошла к Вершу и ко мне, повернулась спиной.
— Расстегни мне, Верш, — сказала Кэдди.
— Не смей, Верш, — сказал Квентин.
— Твое платье, сама и расстегивай, — сказал Верш.
— Расстегни, Верш, — сказала Кэдди. — А то
скажу Дилси, что ты вчера сделал. — И Верш расстегнул.
— Попробуй сними только, — сказал Квентин. Кэдди
сняла платье и бросила на берег. На ней остались лифчик и штанишки, больше
ничего, и Квентин шлепнул ее, она поскользнулась, упала в воду. Поднялась и
стала брызгать на Квентина, а Квентин стал брызгать на нее. И Верша и меня
забрызгало. Верш поднял меня, вынес на берег. Он сказал, что расскажет про
Кэдди и Квентина, и они стали брызгать на Верша. Верш ушел за куст.
— Я скажу про вас мэмми, — сказал Верш.
Квентин вылез на берег, хотел поймать Верша, но Верш убежал,
и Квентин не догнал. Квентин вернулся, тогда Верш остановился и крикнул, что
расскажет. И Кэдди крикнула ему, что если не расскажет, то может вернуться. И
Верш сказал, что не расскажет, и пошел к нам.
— Радуйся теперь, — сказал Квентин. — Теперь
нас высекут обоих.
— Пускай, — сказала Кэдди. — Я убегу из дому.
— Убежишь ты, как же, — сказал Квентин.
— Убегу и никогда не вернусь, — сказала Кэдди. Я
заплакал, Кэдди обернулась и сказала: — Не плачь. — И я перестал. Потом
они играли в воде. И Джейсон тоже. Он отдельно, дальше по ручью. Верш вышел
из-за куста, внес меня в воду опять. Кэдди вся мокрая и сзади грязная, и я
заплакал, и она подошла и присела в воде.
— Не плачь, — сказала Кэдди. — Я не стану
убегать.
И я перестал. Кэдди пахла как деревья в дождь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий